«Адаптивный» vs «универсальный»: подходы к архитектурно-пространственной организации кварталов урбанистов XX века
На примере проектов для среднеазиатских городов 1930-х годов архитекторов В.П. Калмыкова и В.А. Лаврова — учеников Николая Ладовского — архитектор проектного отдела ДОМ.РФ Филипп Верхотуров анализирует их методы и приемы (пока что незаслуженно мало изученные) и объясняет, почему урбанистические идеи почти столетней давности остаются актуальными по сей день.
Объединение архитекторов-урбанистов
Деятельность АРУ — Объединения архитекторов-урбанистов (1928–1932), созданного Н.А. Ладовским вместе с последователями творческого направления «рационализм», — выделялась среди представителей традиционализма и конструктивизма отношением к архитектурному пространству. Исследователи советской архитектуры (В.Э. Хазанова, С.О. Хан-Магомедов и А.В. Иконников) подчеркивают особенность концепции АРУ для формирования разнообразия городской среды и ее эмоционального восприятия. По определению В.Э. Хазановой, в проектах АРУ периода 1928–1929 годов «…раскрывались возможности разнообразных объемно-пространственных композиций стандартной жилой застройки, где немногими средствами художественной выразительности были острота силуэта, ритмические построения, контрастные сопоставления, цвет, озеленение».
Интересно, что некоторые из положений, декларируемые АРУ в начале 1930-х, в настоящее время совпадают с приоритетными направлениями современного урбанизма. Функциональное и визуальное разнообразие жилых кварталов является одним из важных критериев комфортности городской среды, а в Стандарте комплексного развития территорий — методическом руководстве по развитию застроенных территорий и освоению новых, разработанном ДОМ.РФ, — для узнаваемости групп кварталов и простоты ориентации в них рекомендуется размещать «…жилые дома с контрастными архитектурному окружению силуэтом, материалами или пластикой фасада». Каким же образом урбанисты прошлого добивались аналогичных эффектов? И чем отличались подходы Калмыкова и Лаврова с точки зрения обычного жителя?
Средняя Азия как лаборатория экспериментов
Архитекторы СССР разных поколений длительное время занимались проблемами планировки городов в Средней Азии. Им удалось создать яркие концептуальные проекты, представляющие большой интерес для исследователей истории архитектуры. Проекты являлись «достопримечательностями», служащими «примерами градостроительного искусства…бережно сохранившими все, что оказалось живым и потому вечным, в традициях…» , утопиями с прогнозами жизнедея-тельности народов Востока, ставшие, с учетом традиций, «…антитезой обезличенным проектам образцовых соцгородов». В контексте проблемы социалистического расселения и политики освоения национального наследия азиатских республик СССР отдельные аспекты планировки новой столицы Туркменской ССР Новый Чарджуй и реконструкции городов Ферганской долины так или иначе затрагивались в работах Ш.Д. Аскарова, Ю.Л. Косенковой, Е.Г. Малиновской и И.Г. Ивановой. Задача данной статьи – рассмотреть обоснования и выявить истоки применения В.А. Лавровым и В.П. Калмыковым в этих проектах конкретных композиционных приемов при формировании застройки.
Жилой квартал в проектах соцгородов Нового Чарджуя и Намангана
Исторически сложилось, что в теории и практике градостроительства применялись термины «жилой комбинат» и «жилой комплекс». Под этими понятиями архитекторы имели в виду единый архитектурный объект, в котором жилая и общественная часть соединялась переходами. Однако в постановлении ЦК ВКП(б) «О работе по перестройке быта» (май 1930) стала актуальной задача соединить жилой комбинат и жилой квартал в одной типологии. Разработка проекта Нового Чарджуя и проекта реконструкции Намангана началась практически одновременно с выходом этого постановления. Возможно, поэтому в пояснительных записках Лаврова и Калмыкова можно встретить понятия «жилой комбинат» и «жилой квартал». Фактически же двухэтажные жилые дома в обоих проектах не имели ничего общего с домами-коммунами.
Общественная часть вынесена в отдельные рядом стоящие здания. Оптимальная плотность застройки, размеры квартала и принципы размещения общественных зданий не были четко определены законодательством. Однако не только поэтому проекты среднеазиатских городов АРУ отличаются разнообразием интерпретаций жилого квартала.
Укрупненный квартал в Новом Чарджуе (300×1200 м) строился как большое количество сочетающихся между собой четырех типов жилых домов и состоял из четырех автономных жилых комбинатов (300×300 м) с собственным обслуживанием: ясли, детские сады, общественные объекты. Характер такой среды можно обозначить как децентрализованный, так как центральная доминанта композиции отсутствует. В границах квартала в Намангане (500×500 м) Лавров предлагал три типа домов, которые блокировались только в строчную застройку. Несколько монотонная застройка композиционно подчинялась центральной площади с расположенными на ней общественными зданиями: одно – с куполом диаметром около 40 м (клубный элемент), а другое – со сводами.
В планировке Нового Чарджуя архитекторами подразумевалось упрощенное, прямолинейное движение по маршруту «производство–жилье–культзона». Прямые улицы облегчали прокладку городских коммуникаций и ирригационных каналов, стимулируя равномерный рост всех зон города. Данный проект выделялся на фоне остальных конкурсных проектов главным принципом — «единство разнообразного». В каждом квартале содержатся различные варианты застройки: узоры жилых кластеров , выстроенные в ряд, двухэтажные круглые дома с зигзагообразными корпусами, а также купольные жилые павильоны на одного-двух человек.
Кластерная застройка имела мощный формообразующий потенциал. Квадратные в плане стандартные жилые ячейки (4×4 м) собирались в корпуса из двух рядов шириной 8 м или трех шириной 12 м. Между корпусами устраивались коридоры-улицы шириной 2,2 м, откуда осуществлялся вход в квартиры . Кластер был развит по ортогональной сетке и свободно организовывался в один ансамбль со всеми важными пространственными компонентами городской структуры: от замкнутого внутреннего дворика до площадей с бассейнами и ведущими к ним аллеям. Это придавало кварталу функциональное и планировочное разнообразие.
Как отмечали авторы проекта Новый Чарджуй, высокая плотность застройки защищала жилье от жары, песчаных бурь и сокращала затраты на возведение стен.
Каждая малогабаритная ячейка имела выход на улицу. Из-за этого на фасадах длинных корпусов образовывалось множество входных дверей, при этом крытые коридоры-улицы не выделялись входными арками или порталами. Таким образом, при высокой плотности застройки жители могли испытывать трудности с ориентацией в пространстве — такая картина возникала только при застройке всего квартала, то есть всех четырех жилых комбинатов, что можно увидеть на генеральном плане квартала (см. рис. 1 б).
Следующий тип жилой застройки квартала состоял из зигзагообразно блокируемых корпусов (тип 3.2) и круглых в плане двухэтажных зданий с квартирами и общими кухнями (тип 2)
Эти два типа домов кардинально отличались по форме и объему: точечная застройка контрастировала с протяженной, а монументальные круглые дома с малым количеством деталей отличались от «ажурных» зигзагообразных блоков с их игрой теней на фасаде. Точечная застройка и короткие ряды блоков не создавали замкнутых пространств, защищающих от ветра, пыли и жары. В данном случае — в отличие от кластерной застройки, где сама структура служит защитой от неприятных природных условий, — эта роль отводилась озеленению.
Отдельно стоящие купольные павильоны четвертого типа стали визитной карточкой не только данного проекта, но и творчества Калмыкова в целом. Павильоны не блокировались, но при каждом был предусмотрен придомовый участок . Авторы пытались разнообразить метрическую расстановку павильонов размещением специального общественного здания с выразительным архитектурным обликом (см. рис. 6 п.8).
Между «Европой» и «Азией»
При анализе планировочной сетки исторического средне-азиатского города В.А. Лавров и В.С. Попов выявили специфику его формирования , достигаемую за счет контраста между застройкой центральной торговой площади и сельскохозяйственного пригорода, то есть между «европейской» и «азиатской» частями. Архитекторы задались целью не противопоставлять эти части и создали унифицированную модель квартала, сгладив столь сильную разницу между плотной застройкой центра и пригородом «азиатской» части города.
Хозяйственный проезд в квартале Намангана и Андижана, предназначенный и для пешеходов, служит осью застройки с использованием всех трех типов домов. Он сформирован высокой глухой стеной перед фасадом дома, ограждающей участок, – традиционным дувалом. К этой стене с внутренней стороны примыкают обслуживающие помещения (душ, санузел), за счет отсутствия оконных проемов в которых формируется монотонность улицы.
Эти свойства улицы имеют много общего с традиционными улицами среднеазиатского города, но проектируемые проезды качественно отличались от узких и кривых улочек, возникших из-за неразвитости общественной жизни и стремления изолировать участок от уличного шума. На контрасте с ними архитекторы предлагали сделать проезды благоустроенными, прямыми и широкими, с централизованным коммунальным обслуживанием.
Застройка домами третьего типа (см. рис. 3) формирует наиболее разнообразный вид. Секция длиной 140 м имеет нависающую над проездом часть второго этажа, которая чередуется со «световыми колодцами»: это оригинальное решение защищает улицу и дома от солнца.
В доме для большой семьи также выделен второй этаж (первый тип). Одна из ограждающих стен второго этажа решена заподлицо со стеной-дувалом, что создает ощущение чередования высотных акцентов. Между акцентами на верхней отметке дувала размещена деревянная решетка для создания тени по всей ширине проезда (см. рис. 2 а).
Декоративные свойства озеленения проявлялись в случае застройки домами второго типа. Кроны деревьев, высаженных перед фасадом дома, хорошо просматривались, придавая органичный и живописный вид всему проезду. Деревья, высаженные рядом на участках домов первого и третьего типов, видны фрагментарно.
Отражение региональных традиций построения дома В отличие от квартала в Намангане, в жилом квартале Нового Чарджуя для придания формам выразительности использована более богатая палитра средств.
За монотонностью жилой застройки скрыто главное достоинство проекта Намангана – учет принципов построения традиционного дома Ферганской долины: пространственное разнообразие типов жилья, их функциональная гибкость, открытость и живописность.
Основу плана загородной усадьбы ферганского типа составляет жилая ячейка, свободно расположенная на участке (рис. 4 а). Формообразующей единицей домов Лаврова и Попова были дворы (рис. 4 б). Предполагалось, что для семейного дома во дворе будет разбит сад (первый тип), а в доме второго типа из спальни был организован выход на террасу. Помимо летнего двора и сада, дом третьего типа имел хозяйственный двор . Для создания ощущения большего пространства внутреннего дворика предусматривались складывающиеся двери или панорамные окна.
Своеобразие ферганской архитектурной школы видно в таких характерных элементах, как симметричное расположение комнат по обе стороны полуоткрытого помещения, легкие раздвижные стенки, крытый дворик с верхним светом, камины определенного типа (кашгарча), планировка дома с галереей по фасаду, южная ориентация, подъемные решетчатые ставни. Все это отсылает к архитектурным приемам китайского жилища.
Жилище легко перестраивалось под новые условия жизни в семье. Причем все три типа жилья не предусматривали айвана – центральной комнаты, организующей вокруг себя жилое пространство. И это отсутствие айвана относит новые типы домов к категории самых скромных для Ферганской долины. Тем не менее, пространственность этих домов заключается в наличии крытых элементов – лоджий, террас и навесов, связывающих объем здания с его окружением.
В программе конкурса на проект Нового Чарджуя организаторы призывали участников отразить бытовые и местные особенности в оформлении новой столицы. Архитекторы из ОСА и Гипрогора описали систему расселения чарджуйского оазиса не совсем точно: «…беспорядочно разбросанные кишлаки, состоящие из системы глинобитных кибиток на одну семью». На самом деле, жители оазиса – оседлые эрсаринцы – размещались рассредоточено – хуторским типом в специфичных усадьбах-ховлах. Высотной доминантой усадеб являлся «учек» — двухэтажная массивная башня, сужающаяся кверху, с приставной лестницей. Еще более своеобразный элемент – «куммез» («гумбаз») – строение до 7 м высотой в форме эллипсоидального купола с очагом в центре. Из-за образного, конструктивного и функционального сходства новые типы жилья архитекторов АРУ оказались уместными именно в Чарджуйском оазисе. Важно отметить, что образно купольный дом из-за мобильности и компактности воспринимался архитекторами подходящим для жизни «городского кочевника», отшельника, на время удалившегося от городской суеты.
В.П. Калмыков: «адаптивный» подход
Подход В.П. Калмыкова основан на том, что архитектор цитировал свои предыдущие разработки и приспосабливал концептуальные идеи коллег для других климатических условий к особенностям Средней Азии. Результатом стали самобытные проекты, подходящие любому региону с жарким климатом. К часто используемым Калмыковым приемам можно отнести сочетание в одном объекте разных по форме объемов, ступенчатость, зубчатость (пластичные фасады), шахматное расположение объемов, скругленные углы, использование купола для жилых зданий (рис. 6), рассредоточенный (децентрализованный) общественный центр квартала.
Для Нового Чарджуя архитектор адаптировал разработки из проекта Автостроя (соцгорода в Нижнем Новгороде): кустовая застройка купольными павильонами; круглое двухэтажное жилое здание; ступенчатость силуэта домов (рис. 6). А павильон Автостроя стал прообразом зимнего туристического павильона и в конкурсном проекте Зеленого города Н.А. Ладовского 1930 года (существовавшая с 1930-го по 1936 год административно-территориальная единица в Пушкинском районе Московской области).
В проекте для Автостроя купольные павильоны, в отличии от павильонов в Новом Чарджуе, были шире в основании, имели прямоугольную или круглую в плане пристройку, разнообразные оконные проемы (от круглых до вытянутых по вертикали) и располагались в хаотичном порядке на периферии города. В жилом комбинате Автостроя на 1000 человек ступенчатый силуэт был сформирован коридорами-лестницами (для экономии жилого пространства), а в «кластерной» застройке Нового Чарджуя для вариативности планировки – посредством высотного перепада от ячейки с антресолью (7 м) к ячейке без антресоли (3 м).
На фоне общего энтузиазма, идеи участников конкурса на проектирование Зелёного города архитектора АРУ Д.Ф. Фридмана, М.Я. Гинзбурга и М.О. Барща из ОСА, вероятно, оказали сильное влияние на В.П. Калмыкова и Л.О. Гриншпуна.
«Кластерная» застройка в проекте Нового Чарджуя исходит из принципа «бесчисленных» комбинаций Д.Ф. Фридмана для Зеленого города, согласно которому стандартные ячейки блокировались в корпуса сложной формы (рис. 6, п. 6.1.). По словам Фридмана, кроме выразительного образа объектов, данный принцип обеспечивал независимость от рельефа местности и ориентации по сторонам света, хорошую вентиляцию дворов при любой комбинации (спиралевидной, круглой и т.д.). Сами по себе стандартные ячейки имели зигзагообразный силуэт, зубчатые фасады с треугольными окнами и круглыми фонарями верхнего света.
Надо полагать, в проекте Нового Чарджуя архитекторы АРУ учли негативный отзыв В.Н. Симбирцева, оценившего застройку Фридмана как «декаданс в архитектуре», отметившего «причудливые гусеницы комбинатов» и «навязчивую идею динамичности», и отказались от излишней сложности в композиции «кластеров». Плоские фасады корпусов из квадратных ячеек были проще, а зигзагообразный силуэт достигался постановкой той же простой ячейки под углом (тип 3.2).
Ячейка с антресолью архитекторов АРУ в проекте Нового Чарджуя имеет много общего с ячейками архитекторов ОСА для Магнитогорска и Зелёного города: панорамное остекление, форма и размеры плана, два уровня (рис. 6 п, п. 6.4–6.5) . Однако конструктивисты соединяли ячейки в одну непрерывную ленту, которая транслировала идею простора и широты восприятия (не видно соседей, двухсторонняя ориентация, открытость природе).
В «кластерах» же АРУ изоляция от природы и тесное соседство могли вызвать просматриваемость окон соседями, шум, отсутствие видов из окна. Один и тот же прием сочетания разных по форме объемов можно заметить на примере общественного здания для кустовой застройки и павильона для Зеленого города (рис. 6, п. 8.1).
В.А. Лавров: «универсальный» подход
Основанный на научной объективности, этот подход опирается на анализ местных планировочных традиций и климата. Результатом стали проекты домов, которые отражали архитектурные традиции конкретного региона (Ферганской долины). Здесь геометрические приемы работы с линейными формами не обладают такой широкой палитрой, как у Калмыкова: надстройка, отсечение, рядная блокировка, плоский фасад; купол и свод — для общественных зданий (с целью выделить их функциональный статус); ярко выраженный общественный центр квартала (централизованный).
Возможно, таким образом и нивелировалась образная индивидуальность типового квартала Намангана и Андижана (см. рис. 5 б), но зато создавался ценный пример работы по адаптации традиций к современной жилой архитектуре. Поэтому из творческого опыта В.А. Лаврова до реконструкции городов Ферганской долины было сложно выделить характерные приемы формообразования, которые отразились бы в этом и последующих проектах.
В проекте Автостроя Г.Т. Крутиков, В.А. Лавров и В.С. Попов добились разнообразия застройки более простыми способами, чем их коллеги в проекте Нового Чарджуя: диагональная расстановка жилых корпусов с постепенным уменьшением длины ряда, с акцентом на общественно-жилом здании в форме кольца, располагаемого на пересечении улиц. Форма здания контрастировала со строчной застройкой, чтобы подчеркнуть особую роль его общественной функции и придать «пространственную акцентировку всей жилой зоне в сторону композиционного центра поселения». Авторы обходились без использования сложных геометрических тел, а выстраивали композиции на основе линейных форм (при этом кольцо рассматривалось как замкнутая линейная форма).
Интересно, что круглые в плане жилые дома с купольным покрытием казались Лаврову и Крутикову бесперспективными , поскольку «отсутствие возможности сочетаний отдельных элементов в блочный ряд обобществленного хозяйства… подчеркивает эту обособленность и в архитектурном отношении». И еще до работы над проектом Намангана Лавров призывал архитекторов освободиться от «стильных» решений в архитектуре народов СССР и перейти к формам четким, ясным, простым и логичным, а не «уделять внимание эффектам плоскостного, графического решения, без тщательного учета возможных зрительных искажений объема сооружения в натуре». В упрощении он видел «…опасность увлечения идеями “конструктивизма” с излишним подражанием технической форме». Уже тогда им был намечен курс на изучение принципов архитектурной выразительности национальных форм с учетом бытовых и климатических особенностей страны: террас, балконов, открытых комнат, расположенных в тени.
Различия и их корни
Архитектурно-пространственная организация Нового Чарджуя характеризуется отсутствием индивидуальных участков; планировка домов допускала множество видов блокирования, а также комбинации разных типов застройки на участке: «кластерная», строчная из зигзагообразных ячеек, точечная (круглые дома и купольные павильоны) и ленточная (секции во всю ширину квартала). Использование хаузов (традиционное название бассейнов) только в «кластерной» застройке; при этом сеть арыков композиционно дополняет главные магистрали города.
Для квартала и жилых домов в проекте городов Ферганской долины характерны многофункциональные индивидуальные участки двух типов, обусловленные учетом социальной мобильности и родом деятельности жильцов; планировка домов допускала только строчную застройку; типы домов на участке не комбинировались; прямой и протяженный внутриквартальный проезд являлся стержнем композиции жилой застройки; хаузы не использованы.
Можно с уверенностью сказать, что два разных творческих подхода к проектированию – «адаптивный» подход В.П. Калмыкова и «универсальный» В.А. Лаврова – привели к одному главному итогу: архитекторам-урбанистам удалось создать проекты, органично сочетающиеся с социальными, культурными и природно-климатическими условиями Средней Азии.
Учитывая общность ограничивающих условий (климат, сейсмика, материал строительства, единый модуль высоты домов) и целей (не переносить механически европейские планировочные принципы, создать разнообразие), полагаем, что разница в композиции жилых кварталов исходит из полярности творческих подходов архитекторов и интерпретации Декларации АРУ. Например, позицию Декларации о «создании организмов гибких в социальном и пространственном отношениях авторы проекта Нового Чарджуя рассматривали именно в пространственном аспекте: как возможность создания простой ориентировки в квартале и своеобразной городской среды. Лавров и Попов опирались прежде всего на гибкость социальных факторов (много- и малосемейность, род занятий населения), рациональную блокировку домов, а не на разнообразие среды.
Противоположность творческих подходов Калмыкова и Лаврова объясняется также их личностными качествами. Одногруппник по вузу Калмыкова Е.Л. Иохелес вспоминал, что он был «очень громким и самоуверенным» участником АРУ, а Лавров «умным, но суховатым». Так, характер Калмыкова отразился в стремлении выразить свою оригинальность. Он смелее обошелся с традиционными представлениями о туркменской архитектуре, не вдаваясь в ее детальное изучение. Купольные павильоны Калмыкова в Новом Чарджуе являются, скорее, удачным совпадением с формой туркменского «куммеза» (так как аналогичные павильоны применялись им ещё в Автострое). Калмыков родился и вырос в Ташкенте, «знал и любил памятники архитектуры Средней Азии», так что при работе над проектом столицы Туркмении он чувствовал себя увереннее — в отличие от Лаврова, уроженца Киевской области.
Зато Лавров, будучи исследователем, стремился восполнить знания о незнакомом ему регионе, и, чтобы заложить их в основу планировки типового квартала и жилых домов, погрузился в предпроектный анализ традиций узбекской архитектуры.
Преобладающая научная составляющая творчества Лаврова, без явных формальных экспериментов, позволяла архитектору долгое время глубоко и последовательно интересоваться историей архитектуры Средней Азии. Увлечение историей среднеазиатской архитектуры и археологией стала важнейшей темой творчества Лаврова на последующие два десятка лет.
Экспериментатор В.П. Калмыков сосредоточился на личной манере формообразования и распространил ее на среднеазиатскую архитектуру. Исследование исторической архитектуры Средней Азии Калмыкова заинтересует позже, в период разработки проектов поселений для оседающих кочевников Киргизской ССР. В них архитектор все также продолжит адаптировать свои разработки из Нового Чарджуя. Вместе с тем архитектор именно тогда спроектировал типы застройки, которые по принципу построения оказались близкими к современной параметрической архитектуре.
Достичь такого результата стало возможным благодаря творческой атмосфере, созданной Н.А. Ладовским в АРУ. Уникальность этой атмосферы состояла в возможности двум самым ярким и преданным объединению воспитанникам Ладовского — Лаврову и Калмыкову — успешно транслировать идеи Объединения, при этом не отходя от своих личных творческих подходов. Два проекта их авторства как бы претворяли различные аспекты концепции Ладовского: «формально-пространственный» и «научно-исследовательский».
- Аскаров, Ш.Д. Становление социалистической архитектуры в Средней Азии 20-х – начала 30-х годов : специальность 18.00.01 : диссертация на соискание ученой степени кандидата архитектуры / Ш.Д. Аскаров. – Ташкент, 1975.
- Верхотуров, Ф.В. Будущие архитекторы-урбанисты С.А. Лопатин и В.С. Попов – авторы ключевых объектов в Самарканде. 1927 год. / Ф.В. Верхотуров // Academia. Архитектура и строительство. – 2022. – № 4
- Верхотуров, Ф.В. Результаты участия В.А. Лаврова в Хорезмской экспедиции 1940 года / Ф.В. Верхотуров, М.В. Верхотурова // Архитектура и строительство России. – 2022. – № 3
- Воронина, В.Л. Народные традиции архитектуры Узбекистана / В.Л. Воронина. – Москва : Гос. изд-во архитектуры и градостроительства, 1951. – 166 с.
- Вторая декларация архитекторов-урбанистов (1931 г.) //Из истории советской архитектуры 1926–1932 гг. : Документы и материалы : Творческие объединения / составитель, автор статей и примечаний В.Э. Хазанова. – Москва : Наука, 1970. – 212 с.
- Иванова, И.Г. Проекты реконструкции городов Фрунзе и Джалал-Абада архитектора В.П. Калмыкова 30-х гг. ХХ века (к проблеме использования традиционных принципов организации жилой среды народов Киргизии) / И.Г. Иванова // Наука, образование и экспериментальное проектирование : Труды МАРХИ : Сборник статей. – 2020. – №1
- Калмыков, В. Чарджуй / В. Калмыков, Л. Гриншпун // Советская архитектура. – 1931. – № 1–2
- Косенкова, Ю.Л. Освоение наследия в архитектуре советского Узбекистана : специальность 18.00.01 : диссертация на соискание ученой степени кандидата архитектуры / Косенкова Ю.Л. – Москва, 1979
- Крутиков, Г. Город-коммуна Автострой / Г. Крутиков // Советская архитектура. – 1931. – № 1–2
- Лавров, В.А. Архитектура на выставке искусств народов СССР / В.А. Лавров // Строительная промышленность. – 1927. – № 11
- Лавров, В. К проблеме реконструкции городов в условиях Средней Азии. Статья первая / В. Лавров, В. Попов // Советская архитектура. – 1931. – № 3
- Лавров, В. К проблеме реконструкции городов в условиях Средней Азии. Статья вторая / В. Лавров, В. Попов// Советская архитектура. – 1931. – № 4.
- Лавров, Вит. Проектирование рабочего поселка у Измайловского шоссе / Вит. Лавров// Строительство Москвы. – 1928. – № 8
- Малиновская, Е.Г. Национальные школы ХХ века – социокультурные и профессиональные парадигмы формирования архитектуры столиц. Центральноазиатский контекст / Е.Г. Малиновская // Academia. Архитектура и строительство. – 2020. – № 3
- Пугаченкова, Г.А. Пути развития архитектуры южного Туркменистана поры рабовладения и феодализма / Г.А. Пугаченкова. // Труды Южно-Туркменистанской археологической комплексной экспедиции. Том VI / Под редакцией проф. М.Е. Массона. – Москва : АН СССР, 1958
- Старостенко, Ю.Д. Архитектурно-пространственная организация жилого квартала в СССР во второй половине 1920-х – 1930-е годы: от авангарда к «освоению исторического наследия» / Ю.Д. Старостенко. // Фундаментальные, поисковые и прикладные исследования РААСН по научному обеспечению развития архитектуры, градостроительства и строительной отрасли Российской Федерации в 2020 году. Сборник научных трудов РААСН : в 2 томах : Том 1. – Москва : АСВ, 2021
- Соколов, Н.Б. Новый Чарджуй / Н.Б. Соколов// Планировка и строительство городов. – 1933. – № 6.
- Фридман, Д.Ф. Социалистический лесной курорт / Д.Ф. Фридман// Строительство Москвы. – 1930. – № 3.
- Хазанова, В.Э. Советская архитектура первой пятилетки. Проблемы города будущего / В.Э. Хазанова. – Москва : Наука, 1980. – 374 с.
- Хан-Магомедов, С.О. Виктор Калмыков / С.О. Хан-Магомедов. – Москва : С.Э. Гордеев, 2011. – 160 с.
- Хан-Магомедов, C.О. Виталий Лавров / С.О. Хан-Магомедов. – Москва : С.Э. Гордеев, 2010. – 144 с.